Скотт отшатывается назад, но я больше сосредоточен на том, что происходит, как только открываются двери ресторана. Ослепительные вспышки камер так же неприятны, как и мерцающие огни в ночном клубе. Голоса папарацци, выкрикивающие нам вопросы, разрушают безмятежную, освещенную свечами атмосферу ресторана.

Лили прижимается к груди Ло.

— Жаль, что моя суперспособность невидимки не работает, — бормочет она ему.

— Никогда не жалей об этом, — говорит он и целует ее в щеку. — Если бы ты была невидимкой, я бы не смог тебя видеть.

— Тогда нам нужна телепортация.

— Ага, я все еще, черт возьми, молю небеса об этой суперспособности, — он сжимает ее плечо.

Мы с Роуз внимательно наблюдаем за ними, ожидая, когда они благополучно выйдут из ресторана и наберутся сил, чтобы двигаться дальше. Скотт уже вышел вслед за Райком и Дэйзи на улицу.

На секунду я бросаю взгляд на Роуз. Ее шея напряжена, плечи отведены назад, и она выглядит так, словно готова прыгнуть в огненное кольцо ада. Она даже не дышит.

— Tout va bien se passer, — шепчу я. Все будет хорошо.

— Comment sais-tu? Откуда ты знаешь?

— Потому что я здесь, — говорю я со всей уверенностью, показывая это своим голосом, своей позой, всем своим существом.

Уголки ее губы приподнимаются, но она не говорит мне о том, насколько я сегодня высокомерен. Ее рука дотрагивается до моей и крепко сжимает. И мы наблюдаем, как Ло, наконец, уговаривает Лили сделать первые шаги на улицу.

23. Коннор Кобальт

Один час. Вот сколько я спал. Моя мать позвонила мне в полночь и сообщила, что я должен разобраться с документами. Это никогда не входило в обязанности генерального директора, но ей нравится проверять меня на прочность — и насколько сильно я хочу получить эту должность.

Что ж, я так хочу эту должность, что мне понадобится второй рецепт Аддерола. Это достаточно сильно?

Я подремал на диване, но мне пришлось встать, чтобы закончить исследовательский проект, так что этим я сейчас и занимаюсь. Потягивая шестую чашку кофе, я отправляю документы по электронной почте. Мой телефон жужжит на кухонном столе, пока я наполняю кофейник для Роуз.

Я бросаю взгляд на экран и читаю имя звонящего: ФРЕДЕРИК. Я беру телефон и иду на задний двор, прежде чем ответить на звонок.

— Я направляюсь в твой офис через пятнадцать минут, — говорю я ему, опираясь локтем на край большого джакузи. Мое дыхание клубится в прохладном воздухе.

Я слышу щелчки фотоаппарата и замечаю папарацци на улице, их руки и объективы торчат из окон припаркованных машин. Я не оборачиваюсь, не заботясь о том, есть ли у них моя фотография или нет.

— Вот почему я звоню, — говорит Фредерик. — Мы с тобой больше не увидимся.

Я знаю, что это из-за Аддерола. Я написал ему прошлой ночью, чтобы он дал свое согласие на дополнительный рецепт таблеток. Он так и не ответил.

Я делаю большой глоток кофе, игнорируя его комментарий и непоколебимость в его голосе.

— Ты меня слышал?

— Я слышал, что ты пытаешься предсказать будущее. Между прочим, неудачно.

— Прописанного мною рецепта должно было хватить тебе на шесть месяцев, Коннор. Ты не должен был принимать эти таблетки каждый день. И я не хочу, чтобы ты приходил на наши сеансы, не тогда, когда ты можешь использовать это время для сна.

— Я отлично сплю.

— Тогда ты также отлично будешь себя чувствовать, если я не пропишу тебе еще один рецепт, — он не шутит, и мое молчание побуждает Фредерика продолжить свою речь. — Поспи немного. Я не хочу ни разговаривать с тобой, ни видеть тебя, пока не начнешь вести здоровый образ жизни.

— И вот так просто ты бросишь своего пациента? — спокойно спрашиваю я. Мне приходится сесть на ступеньки джакузи, потому что его отказ — даже если Фредерик действует исходя из сочувствия ко мне — подобен пощечине, пусть я и не показываю этого потрясения своим голосом. Мне больно, что он так быстро отказался от меня, в то время как был моим советником в течение двенадцати лет.

— Если я считаю, что это в твоих же интересах, то да, я так и сделаю.

— Что в моих интересах, — говорю я, — так это поговорить со своим психотерапевтом, а не проспать весь день.

— Мы сможем поговорить через три недели, когда ты снова встанешь на ноги.

— Я всегда стою на ногах, — я смотрю на свою позу прямо сейчас. Я буквально и фигурально сижу. Прекрасно.

— Коннор, — говорит он, растягивая мое имя, чтобы я внимательнее его слушал, — ты не бесчеловечный. Тебе не нужно, чтобы я напоминал тебе о том, что ты чувствуешь. Все у тебя в голове.

Я потираю свои сухие, раздраженные глаза, пока перевариваю его слова. Через пару секунд я говорю:

— Я не могу тебя заменить, Фредерик. Ты необходим мне для жизни.

— Я знаю. Это лишь временная мера.

— Ладно, — сдаюсь я. Я проиграл этот бой. Только с Фредериком я позволяю себе так легко сдаться. Временами я доверяю его советам больше, чем своим собственным. А это, кстати, самая высокая похвала, которую от меня можно получить. — Я буду высыпаться, и мы увидимся через три недели, — больше никакого Аддерола. Я уже знаю, что первым от этого выбора пострадает Уортон. И все же, меня это волнует не так сильно, как волновало бы всего несколько месяцев назад. Мои приоритеты меняются. — Мне нужно о многом поговорить с тобой, — добавляю я.

— На тему?

— Роуз. Секса, — я говорю это только в качестве приманки. У меня нет никакого желания делиться подробностями своей сексуальной жизни с кем-либо, кроме Роуз, но, может быть, это побудит его передумать насчет сегодняшнего сеанса.

— У вас был…

— Еще нет. Но она достаточно комфортно себя чувствует, чтобы сделать это. У нас просто пока нет на это времени, — я могу практически почувствовать улыбку Фредерика по телефону. Моя сексуальная жизнь — самая интригующая тема, которую мы обсуждаем, особенно с учетом того, что мои предпочтения не вписываются в рамки общественных норм.

Для меня сексуальность — это притяжение.

Будь то к мужчине или к женщине — для меня это не имеет значения. Человеческая раса полна страсти и похоти. И для меня такие термины, как гетеросексуальность, гомосексуальность или даже бисексуальность, не имеют особого смысла. Ты человек. Ты любишь того, кого любишь. Ты трахаешься с тем, с кем ты трахаешься. Этого должно быть достаточно — никаких ярлыков. Никакой стигматизации. Ничего. Просто будь тем, кем являешься. Но в жизни не все так просто. Люди всегда найдут, что возненавидеть.

— Я с нетерпением буду ждать нашей встречи, — говорит Фредерик, — через три недели.

— Верно, — мы прощаемся и вешаем трубку. Я возвращаюсь в дом и ставлю пустую кофейную кружку в посудомоечную машину, стараясь не чувствовать себя странно из-за отказа Фредерика проводить со мной сеансы. Я собираюсь последовать его совету и поспать. Но мне не хочется будить Роуз, заползая в нашу постель, поэтому я спускаюсь вниз, чтобы поспать на нижнем этаже дома — в бывшей комнате Дэйзи, которую она раньше делила с несколькими крысами. Сейчас там чисто, но мы используем эту комнату для хранения всяких вещей.

Когда я спускаюсь по лестнице и иду по короткому, узкому коридору, я слышу, как что-то ударяется о стену. Я поворачиваюсь к двери и внимательно прислушиваюсь, сосредотачиваясь на звуках. Это похоже на... стоны и кряхтения.

Звуки становятся громче, и я различаю незнакомый мужской голос среди тяжелого дыхания.

— Ааа... да... детка, прямо здесь. Хорошая девочка.

Я считаю, что вправе открыть дверь, потому что кто бы не занимался там сексом, они не должны делать этого здесь, на нижнем этаже. Так что я поворачиваю ручку, но она щелкает. Заперто.

Я слышу несколько приглушенных ругательств от парня.

— Кто-то пытается войти, — говорит он.

Я не хочу делать поспешных иррациональных выводов. По типу того, что там за дверью находится Роуз. Нет никаких причин, что это может быть она. Логика говорит мне, что ее там нет. Но я начинаю тупо представлять, как Роуз стоит на коленях перед каким-то гребаным парнем.