Когда я поднимаюсь на второй этаж, то я останавливаюсь у нашей двери и стучусь. Я не был таким вежливым с тех пор, как мы стали жить вместе. Есть некоторые преграды, которые я хочу разрушить ради нее.

Как только дверь со скрипом открывается, я вижу Роуз, сидящую на кровати и листающую последний номер журнала Vogue. Ее глаза встречаются с моими, и она роняет журнал на колени.

— Ты принес?

Я поднимаю коричневый бумажный пакет.

— Вино и текила, как ты и просила, но я бы посоветовал выбрать что-то одно сегодня вечером. Если только ты не хочешь потом страдать от похмелья.

— Вино для тебя, — коротко говорит она.

Мои брови поднимаются. Значит, текила для нее. Она так сильно нервничает.

Она похлопывает по матрасу.

— Присаживайся, Ричард. Ты похож на испуганного котенка. Сэди поцарапала бы тебя за твою трусость.

— Моя кошка любит меня безоговорочно, — отвечаю я. Кровать покачивается, пока я забираюсь на нее и ставлю бумажный пакет между нами. — И я в порядке, так что ты, должно быть, проецируешь свой страх на меня, — я улыбаюсь, просто чтобы на секунду увидеть презрение в ее глазах.

— Я не боюсь, — она выпрямляется и расправляет плечи. — Я точно знаю, что мы будем делать сегодня вечером. Но не могу сказать того же о тебе.

— Так что мы будем делать сегодня вечером, а? — спрашиваю я. — Помимо того, что напьемся.

Она тянется к бумажному пакету и достает бутылку текилы. Я смотрю, как она открывает крышку и начинает потирать губу подолом своей черной ночной рубашки длиной до бедер. Она шелковая и похожа на ту сорочку, которую обычно надевают под платье.

Я сразу же представляю, как медленно снимаю тонкую ткань с ее тела, оставляя ее обнаженной для моих прикосновений. Я хочу, чтобы она была голой. Сейчас.

Терпение.

Я кладу руку на гладкую кожу ее ноги, ее кожа почти такая же шелковистая, как и ночная рубашка, но теплее. В тот момент, когда я притягиваю ее ближе к себе, ее грудь вздымается. Но она сосредотачивается на том, чтобы вытереть горлышко бутылки текилы.

Роуз планирует пить прямо из бутылки. Она изо всех сил старается развить наши отношения, отказываясь от бокала. Это великое событие в мире Роуз Кэллоуэй. Ее усилия не остались незамеченными мною.

Когда горлышко достаточно чистое для нее, Роуз делает глоток из бутылки. Она кивает в сторону пакета.

— Бери свое вино. А потом мы сыграем в игру.

— В какую игру?

— Правда или действие.

Она говорит это с невозмутимым видом, почти бросая мне вызов засмеяться. Я сохраняю спокойное выражение лица, но ничего не могу поделать с вопросом, который вылетает из меня.

— Может, мы еще сыграем в «семь минут в раю» [13] ?

Она бросает на меня пылкий взгляд.

— Мы играем. Не вынуждай меня тебя связывать.

Я смеюсь и потираю губы, не в силах сдержать свое веселье.

— Дорогая, если кто и будет связан, — говорю я, моя рука опускается к её попке, — c'est toi.

Так это ты.

21. Роуз Кэллоуэй

— Не будь слабаком, — говорю я Коннору. — Если я могу это сделать, то и ты тоже.

Хотя, после его самоуверенного заявления о том, что он свяжет меня, мое наглое поведение — это скорее фасад, чем что-либо еще.

— Обзывательства ни к чему в жизни не приведут, — с легкостью опровергает он. — И просто, чтобы ты знала, я планировал пить из стакана, чтобы не пролить вино на твое одеяло. Но как хочешь.

Он делает вид, как будто собирается случайно опрокинуть бутылку вина на мое белое ажурное одеяло. Мое сердце подпрыгивает к горлу, а глаза расширяются от страха.

Он ухмыляется, а затем подносит бутылку к губам, делая большой глоток. Вино и текила — это стратегия. Мне нужно больше жидкого мужества, чем ему, и я бы даже предпочла напиться. Я никогда не видела Коннора пьяным, а значит, что он вполне может превратиться в пьяного мудака. С которым я не захочу играть в «правду или действие». Но я все равно готова пойти на этот риск.

— Правда или действие? — спрашиваю я его после очередного глотка текилы. Алкоголь резко скользит по моему горлу, но я слишком нервничаю, чтобы обращать на это внимание. Нормальные пары, которые делят друг с другом постель, отлично бы себя чувствовали, играя в «правду или действие» вместе. Еще одно доказательство того, что я ненормальная. Мы оба ненормальные.

Он даже не моргает.

— Правда.

Я не собираюсь осторожничать.

— Какая твоя любимая поза в сексе?

— Я не причиню тебе вреда, — говорит он, видя мой вопрос насквозь. — Я знаю, ты нервничаешь из-за секса, но я обещаю, что буду... — он улыбается собственным мыслям. — ...нет, не совсем так.

— Ты собирался сказать нежным, не так ли?

Его губы приподнимаются еще выше, подтверждая мое предположение.

Во рту стоит послевкусие текилы, и у меня кружится голова при мысли о том, что Коннор может быть вовсе не нежным. Я не самая мягкая девушка, поэтому образ нежного, осторожного парня заставляет меня содрогаться.

— Я обещаю, что буду самим собой, — говорит он, ухмыляясь и делая следующий глоток вина.

— Тогда хорошо, что ты мне нравишься, — мой голос все еще холоден. Алкоголь еще не подействовал.

— Нравишься? Qu’en est-il de l’amour? А как же любовь?

— Ты же не веришь в любовь, — парирую я. — Значит, ты потерял право быть мною любимым, — я уверенно киваю, подтверждая свою новую позицию. — Но ты мне все еще нравишься. Не волнуйся.

— Я никогда не волнуюсь, — говорит он. — И я верю в любовь. В детстве я думал, что она нереальна, но потом я увидел, что для некоторых людей любовь действительно существует. Просто не для меня.

Верно. Он никого не может полюбить. Я полагаю, у него слишком аналитический склад ума. Я смирилась с этим фактом, но часть меня все равно очень сильно желает стать его первой любовью, точно так же как он стал моей. Его рука продолжает двигаться вниз, сжимая мою попку под шелковой ночной рубашкой. Я подношу бутылку текилы ко рту, делая небольшой глоток.

— Ты не ответил на мой вопрос, — говорю я.

— Какая у меня любимая поза в сексе?

— Да.

— У меня их много.

— Выбери одну, Ричард, — рявкаю я.

Он улыбается.

— Миссионерская... с некоторыми изменениями.

— С какими изменениями?

Его губы расплываются в еще более широкой улыбке, как будто он придумал шутку у себя в голове. Мне вроде как хочется врезать ему за эту ухмылку, но в то же время я жажду, чтобы Коннор грубо поцеловал меня. Это странная смесь, сводящая меня с ума.

По крайней мере, он не мечтает, чтобы я скакала на его члене, как сексуальная госпожа. Я не думаю, что смогла бы с таким справиться. Это явно не то, что я себе представляла о сексе. Хотя, когда люди знакомятся со мной, я знаю, что это первое представление обо мне, которое приходит им в голову. Я в туфлях, с приставленным к горлу мужчины каблуком. Все эти годы я тоже верила в этот стереотип. Что для того, чтобы быть сильной, уверенной в себе женщиной за пределами спальни, я должна в равной степени доминировать и внутри нее. Это и есть причина, по которой я редко приводила парней к себе в комнату во время учебы в колледже. Потому что я бы попросту их разочаровала. Поэтому для меня было предпочтительнее выставить их за дверь и услышать, как они называют меня ледяной сукой, чем быть высмеянной за то, что не могу воплотить в жизнь их фантазии.

Мы все представляем собой что-то большее, чем кажемся другим.

— Правда или действие? — его вопрос прерывает мои мысли.

— Правда.

— Какая твоя самая странная фантазия?

— Я передумала. Я выберу действие, — быстро говорю я.

Он смеется.

— Играй по правилам, дорогая.

— Действие, — повторяю я, не отступая.

— Хорошо. На этот раз я позволю тебе сжульничать.

Сжульничать. Какое мерзкое слово, но я все равно стою на своем.